«Следующая станция – Франция»
3 сентября 1972 года, когда на Бобби Фишера был надет венок чемпиона мира (за отсутствием сухумского лавра его сплели из исландской березы), Спасский дал прощальное интервью агентству Ассошиэйтед Пресс.
– Мистер Спасский, насколько вы расстроены потерей титула чемпиона мира?
– Вы знаете, я не расстроен. Не могу сказать точно почему, но думаю, жизнь моя после матча станет лучше. Попробую объяснить: после завоевания титула в 1969 году мне приходилось очень нелегко. Видимо, у меня появилось слишком много серьезных обязанностей перед шахматным сообществом. Не только в моей стране, но и во всем мире. Я должен был делать многое для шахмат, но не для себя как для шахматиста и чемпиона…
В Москве опасались: не останется ли Спасский на Западе из-за боязни репрессий и с таким баснословным гонораром? Слухи были, но только слухи. На вопрос «свободной прессы» об этом Спасский прямо заявил: «Это провокация!» В Москву пошли утешительные известия: Спасский говорит о приобретении дачи под Москвой, они с Ларисой купили давно приглянувшийся джип «Рэндж Ровер», набили его хорошей западной бытовой техникой и отправили морским путем в Ленинград…
Были опасения и у команды Спасского: как их встретят после поражения? Из Исландии улетали рано наступившей холодной и дождливой осенью, но, как вспоминал Крогиус, во время пересадки в Дании «тучи в прямом и переносном смысле стали рассеиваться». Посол СССР в Дании встретил шахматистов «тепло и тактично». В Москве без помех прошли пограничный контроль и таможню; в зале было много встречающих: из Спорткомитета, общества «Локомотив», Центрального шахматного клуба.
Стоит напомнить, что матч Спасский – Фишер был только частью спортивных переживаний страны в 1972 году. В день капитуляции Спасского спринтер Валерий Борзов выиграл стометровку на Олимпиаде в Мюнхене, отобрав у американцев звание «самый быстрый человек планеты» и получив прозвище «белая смерть черного спринта». За несколько часов до облачения Фишера в чемпионский венок сборная СССР по хоккею в первом матче суперсерии обыграла на родине хоккея сборную Канады 7:3… В дни возвращения Спасского в СССР советские баскетболисты впервые одолели на Олимпиаде американских и завоевали «золото».
Вот почему «разбор полетов» в Спорткомитете был деловым, хоть и с горечью, но без драматического пафоса. На заседание собрались все ведущие шахматисты и крупные шахматные чиновники страны. За деталями и документальными подробностями отошлем читателей к рассказу Ю. Авербаха в замечательной книге С. Воронкова и Д. Плисецкого «Русские против Фишера». Здесь же суммируем: сам смысл совещания не состоял в необходимости выбрать виновных и выработать меры по их наказанию. Представительный консилиум работал над поиском причин сбоев шахматной работы в СССР и рецептов для возвращения высшего титула в страну. Как сказал вице-президент ФИДЕ Б. Родионов: «Проигрыш Спасского – это еще не крушение нашей шахматной школы, да и сам Спасский еще не полностью исчерпал себя. Нам нужно готовиться к следующему циклу. Мы вправе рассчитывать на то, что в претенденты выйдут, по крайней мере, четыре наших шахматиста. Нужен только четкий план подготовки и контроль за его выполнением».
Спасскому, конечно, досталось: за растренированность, за потерю объективности и недооценку Фишера, за пренебрежение помощью Спорткомитета и коллег-гроссмейстеров, за отказ от «нешахматной части» делегации (а у Фишера она была), – но досталось больше на словах: ведь возможно, именно ему придется возвращать корону в 1975 году? У Спасского не потребовали поделиться с государством полученным гонораром (хотя законные проценты налога за половину приза, положенную на счет в СССР, удержали), не забрали обратно квартиру. В ранге экс-чемпиона Спасский лишился экстраординарной стипендии и снова стал получать «обычную» гроссмейстерскую, а также потерял «карт-бланш» на выбор зарубежных турниров, но, тем не менее, «невыездным» не стал, по крайней мере, сразу: Германия, Англия, Голландия... Вымотанный матчем с Фишером, Спасский медленно приходил в себя.
«Я играю вместе с Борисом целый год, – говорил в начале 1974 года М. Таль, – и внимательно слежу за метаморфозой его формы. На турнире в Таллине Спасский был еще «не похож на себя» (Таль его там красиво обыграл – авт.), как и в матче трех сборных команд СССР. В Бате, на чемпионате Европы, он на 1-й доске играл уже гораздо увереннее. Затем, на мемориале Чигорина в Сочи, Спасский действовал как-то подчеркнуто легко, без напряжения, и дал несколько великолепных партий. А таким, каким он был на чемпионате страны, я Спасского давно не видел. Это был «старый» Спасский!»
В октябре 1973 года на упомянутом Талем 41-м чемпионате СССР состоялась полная шахматная «реабилитация» Спасского. Участвовавший в нем Е. Свешников вспоминал: «В истории нашей страны это было одно из самых сильных первенств, а на мой взгляд, просто сильнейшее. На сцене выступали экс-чемпионы мира Василий Смыслов, Михаил Таль, Тигран Петросян, Борис Спасский, будущий чемпион Анатолий Карпов и будущий "злодей" Виктор Корчной, другие претенденты на корону – Пауль Керес, Ефим Геллер, Марк Тайманов, Лев Полугаевский… Кошмар, а не турнир! Можно было играть неделю за неделей и ждать мига удачи – борясь за победу в каждой партии и не выигрывая. Через это испытание прошли и Керес, и Таль, и Смыслов, которые так и остались в минусовой зоне».
В этих условиях Спасский показал, что у него накопился солидный багаж, нерастраченный в матче с Фишером. Так, например, он зарекомендовал себя «убийцей сицилианки», одержав в ней белыми 4 победы, в том числе над Е. Свешниковым – в его любимой и выстраданной системе! А в партии с А. Карповым попал под стратегический «накат» в испанке, но выкрутился благодаря остроумной жертве фигуры и даже стоял получше. Корчному тоже пожертвовал фигуру, изменив характер борьбы в худшей для себя позиции; зрители одобрительно зашумели, занервничавший Корчной закричал на весь зал: «Перестаньте галдеть!» – и предложил ничью (Спасский согласился).
По окончании чемпионата Л. Полугаевский сказал: «Победа Спасского вполне закономерна, тем более что в творческом отношении он был самой интересной фигурой чемпионата. Спасский уверенно набирает форму и приближается по силе игры к своим лучшим временам».
Портрет Спасского на игровой сцене оставил знаменитый литератор Л. Зорин: «За доской он сидит прямо и вместе с тем в его строгой посадке ощущается внутренняя свобода. Это та непринужденность, которая дается только истинному артисту. Его элегантность сродни его мастерству. Речь идет не только о внешней элегантности, означающей лишь мелкую часть изящества личности, – речь идет о той экономии всяческих проявлений, которая обнаруживает и вкус, и глубину. Он неулыбчив, между ним и окружающими, безусловно, существует некий барьер, дистанция, ближе которой он к себе не подпускает. Быть может, еще и поэтому он так безукоризненно корректен и невозмутим. Думаю, что не ошибусь, если скажу, что это очень независимый человек: у него независимая мысль, которой должны быть неприятны стереотипы. Сегодня, в час своей победы, Борис Спасский сохраняет то же спокойствие, которое сопутствовало ему в дни поражений. Я знаю, что он способен выдержать любое испытание. Это сильный человек».
14 января 1974 года Спасский первым начал новый цикл матчей претендентов. В Сан-Хуане (Пуэрто-Рико) он встретился с 45-летним гроссмейстером Р. Бирном, соавтором Нея по книге о Рейкьявике. Секундантом Спасского вновь был И. Бондаревский. Они, как писала пресса, «восстановили творческое содружество». А секундант Бирна Л. Кавалек на вопрос репортера, чем закончится матч, рассказал, как на одном из заседаний Бюро ФИДЕ исполнительный директор Шахматной федерации США Э. Эдмондсон попросил поднять руку тех, кто убежден в победе Спасского. И едва ли не впервые в истории ФИДЕ голосование было единогласным.
Так и вышло: три победы, три ничьих – и матч закончился, поскольку по новому правилу ФИДЕ трех побед для выхода в полуфинал было достаточно.
В полуфинальном матче по новым правилам требовалось одержать уже четыре победы, но сыграть не более 20 партий. Четыре победы надо было одержать над А. Карповым. «Любой матч со Спасским – один из тяжелейших», – сказал Карпов корреспонденту «Правды». В то время он считал Спасского образцом, старался «играть под Спасского», перенимал у него все полезное: от универсализма игры до невозмутимого «покер-фэйс» за доской независимо от позиции. «Матч с Карповым меня устраивает», – объявил Спасский тому же корреспонденту.
Три недели перед матчем экс-чемпион провел на Северном Кавказе, катался на лыжах, на игру приехал фактически без акклиматизации, за два дня до начала матча. И с ходу выиграл первую партию! На предложение Карпова после партии посмотреть несколько интересных моментов ответил: «Извините, не могу. У меня назначена встреча с приятелем, и время уже поджимает».
Поражения в начале соревнования взбадривали Спасского, а вот победа расхолодила. Во второй партии белыми он сделал быструю ничью (не ожидал от Карпова защиты Каро-Канн), но даже проиграв третью, не сильно расстроился. Однако выиграть никак не мог и с шестой партии взялся за дело всерьез. Увы, неожиданно дал сбой «компьютер Бондаревский», и ошибка при доигрывании сделала Бориса Васильевича догоняющей стороной. Решающей битвой стала восьмая партия: Спасский хорошо подготовился к защите Каро-Канн, получил перевес, атаковал… но Карпов защитился ценой невероятных усилий.
Карпов вспоминал, что после партии настолько устал, что прошел мимо собственного отца, не обратив на него внимания («чуть ли не плечом толкнул»). Таль прокомментировал: «Не знаю, смог ли бы я выиграть на месте Спасского, но защититься на месте Карпова я бы не смог».
«В ответ» Карпов выиграл девятую партию, признанную многими лучшей в матче. После этого, как заметил Таль, «Борис провел заключительные встречи с какой-то выжимкой, с надрывом. Старался, старался, старался… Не получилось!» 1:4.
Много лет спустя Спасский скажет Карпову: «Я не могу играть с вами, потому что не понимаю вашей игры, не понимаю хода вашей мысли…» Карпов же вспоминал, что считал Спасского близким себе по характеру и поэтому «всегда чувствовал, как он хочет пойти».
В финальном матче претендентов Карпов победил Корчного. Теперь Карпову предстояло сражение за возвращение шахматной короны, и ему уделялось особое внимание руководителей советских шахмат и не только шахмат. К Спасскому же стали относиться менее терпимо, не как к надежде вернуть корону, а как к «подстреленной утке», у которой все в прошлом. Та независимость поведения и суждений, которые прощались спортивным начальством до матча с Фишером, стали приводить к конфликтам, тем более что Спасский считал спорткомитет чуть ли не враждебной организацией. Он прямо заявил, что будет поддерживать Корчного, которого стали притеснять за резкие высказывания после поражения в матче с Карповым 1974 года, отказался подписывать коллективное письмо с его осуждением.
Характерная сцена: Спасский, завоевав звание чемпиона СССР 1973 года, уходит из зала под аплодисменты зрителей, к нему спешит Батуринский, протягивает вперед ладошку: «Борис Васильевич, поздравляю!» Спасский, демонстративно не замечая руководителя Отдела шахмат Спорткомитета («шахфюрера», по его словам), идет мимо, за кулисы. Батуринский поворачивается за ним с протянутой рукой и медленно багровеет. Спасский отходит на несколько метров, оборачивается, бросает: «Вы хотите меня поздравить? Я Вас понимаю…» и уходит.
Ко всем конфликтам прибавился кризис в семейной жизни: в августе 1974 Спасский ушел от жены, отдал ей новый «Форд Мустанг», который недавно лично пригнал из Золингена, разменял большую квартиру и занялся обустройством личных дел. В 1975 году и вплоть до межзонального турнира в Маниле летом 1976 года он сыграл только в трех турнирах: в начале года в Таллине поделил 2-3 места с Ф. Олафссоном (и показательно обыграл Нея), летом в составе сборной РСФСР стал победителем командного первенства СССР (но снова проиграл Карпову) и в декабре на Мемориале Алёхина занял второе место после Е. Геллера, впереди Корчного, Петросяна, Таля… Спасский вспоминал, что на его имя приходили приглашения на международные турниры, но Спорткомитет Спасского не командировал («Спасский болен, не ждите»). А у него с ноября 1974 года развивался роман с француженкой русского происхождения Мариной Юрьевной Щербачевой. Она была внучкой белогвардейского офицера и сотрудницей торгового представительства посольства Франции.
Ни французские спецслужбы, ни КГБ роман не одобряли, и заключить брак оказалось непросто. Расхожая легенда гласит: «На официальном приеме Марина Щербачева спросила президента Франции Жоржа Помпиду, как он относится к любви. Тот ответил: «О, нет ничего прекрасней!» Тогда Щербачева спросила: «А почему же нам со Спасским запрещают жениться?» Помпиду спросил об этом стоявшего рядом Брежнева. На следующий день Спасского и Щербачеву вызвали в ЗАГС и зарегистрировали их брак».
Достаточно знать, что Помпиду умер в апреле 1974 года, а свадьба состоялась 30 сентября 1975 года, чтобы понять, почему Спасский назвал эту историю «высосанной из пальца». Впрочем, он не отрицал роли Брежнева: «Леонид Ильич Брежнев в тот момент решил прослыть большим человеколюбцем и разрешил браки с иностранцами. Ну, я этим и воспользовался». Спасский имел в виду Хельсинкскую декларацию 1975 года, защищавшую среди прочего право на брак с иностранцами, – уже тогда он публично ссылался на нее в борьбе за создание новой семьи.
На бракосочетание Спасского коллеги-шахматисты не пришли. Смыслов, которого Спасский, памятуя об их хороших отношениях, пригласил свидетелем, витиевато отказался: «Расположение небесных светил не благоприятствует моему положительному решению» («После такого введения трудно обижаться»). Церемония уложилась в пять минут.
Уже не на свадьбу, а поздно вечером домой к молодоженам пришел Корчной с букетом. Спасский запомнил это так: «Звонок, Марина открывает. На пороге в полумраке – Корчной с цветами! Вы же знаете, он похож на черта… Стоит на пороге сконфуженный черт – и протягивает букет. Я до сих пор Корчному благодарен. А жена тогда перепугалась. Не поняла, кто это».
Марина сопровождала Бориса в Манилу, где Спасский – явный фаворит – начал новый цикл борьбы за мировую корону. И сразу закончил, разделив 10-13 места, хотя «в утешение» выиграл у победителя Э. Мекинга, «бразильского Фишера». Одной из причин неудачи экс-чемпион считал свою растренированность из-за невозможности участвовать в международных соревнованиях (впрочем, в чемпионате СССР 1975 года он тоже не стал играть).
На обратной дороге при пересадке в Сингапуре Марине не дали въездную визу в СССР. Спасский пошел на крайние меры: он объявил, что вынужден остаться вместе с женой и таким образом невольно станет невозвращенцем. Теперь бюрократические колеса провернулись удивительно быстро, и визу выправили за несколько часов до вылета. Однако после этого инцидента Спасский окончательно решил, что уедет во Францию: «Если в вашем доме вам нечем дышать, то вы выходите наружу». Если учесть, что тем же летом 1976 года стал невозвращенцем В. Корчной, понятно, почему спортивное и политическое руководство оказались перед серьезной проблемой: Фишер чемпион, а второй супергроссмейстер покидает страну! Была достигнута договоренность: Спасский уезжает, сохраняя гражданство СССР, живет во Франции, в турнирах пока не играет, но если будет, то как представитель советской шахматной федерации. От политических заявлений воздерживается. Корчной за это назвал Спасского «одноногим диссидентом».
В сентябре 1976 года Борис и Марина уезжали на своем «Рено 16» через Ленинград, Выборг и Финляндию. В Ленинграде Спасский простился с друзьями, с Заком, с матушкой. Он вспоминал: «Мама сказала: "Сына, открой шкаф. Что видишь?" – "Твое платье, кофту, ночную рубашку, обувь…" – "Вот это все мое богатство, сына. Больше мне ничего не надо". Поклонилась в пояс». Едва «Рено» пересек границу, Спасский от избытка чувств, от внезапно нахлынувшего ощущения свободы остановил машину, вышел, обнял финскую березу…
30 сентября 1976 года парижская эмигрантская газета «Русская мысль» сообщила: «Во Францию прибыл экс-чемпион мира по шахматам Борис Васильевич Спасский с женой, русской француженкой (рожд. Щербачева). Заграничная виза выдана советскими властями сроком на 1 год». Советская пресса промолчала, западная разнесла: «Со Спасским достигнута договоренность, что на протяжении года пребывания за границей (до сентября 1977) он воздержится от шахматной активности». Через год визу продлили. Казалось, поскольку отборочный цикл завершен, можно, как однажды высказался по поводу своего отъезда Спасский, «выйти на шахматную пенсию».